Учеба Дмитрия Краснопевцева в Московском областном художественном училище (1942–1946) была прервана службой в армии на Дальнем Востоке (1943–1946). В 1955 году Краснопевцев окончил Московский художественный институт им. В. И. Сурикова. Большое значение для Краснопевцева имело знакомство с Георгием Костаки, который активно приобретал его работы в свою коллекцию. Дмитрий Краснопевцев довольно рано начал принимать участие в выставках – с 1956 года, а за границей – с 1967-го. Но после публикации в журнале Life одного из его натюрмортов автор был подвергнут критике в советской печати, обвинен в формализме и изгнан из Союза художников, что уменьшило перспективы дальнейших выставок в СССР. В 1962 и 1975 году были организованы его персональные выставки на дому у его друга – музыканта Святослава Рихтера, высоко ценившего работы Краснопевцева и коллекционировавшего их. В годы перестройки Краснопевцев оказался в числе первых «реабилитированных» художников в стране. В 1992 году прошла его выставка в Центральном доме художника в Москве, он же стал первым художником, удостоенным новой премии «Триумф» (1993). После выставки Краснопевцева в Музее личных коллекций в Москве (1992–1993) в тех же залах открылась постоянная экспозиция «Мастерская Дмитрия Краснопевцева», где помимо картин была воспроизведена обстановка его мастерской. Она сама по себе была уникальной инсталляцией его коллекции окаменелостей, икон, засушенных растений – всего, что художник использовал в своих натюрмортах. Дмитрий Краснопевцев – яркий представитель метафизического направления в искусстве поколения «шестидесятников». В начале шестидесятых главной темой художника стал натюрморт с разбитой керамической утварью, окаменелостями, сухими растениями, раковинами – жанр, совмещающий традиции символизма и сюрреализма.
Краснопевцева часто сравнивают с итальянским художником Джорджо Моранди, их сближает определенный тип настроения, распространенный в среде интеллигенции внутри тоталитарных режимов: состояние разочарованности во внешнем мире и уход в себя. У Краснопевцева это состояние доведено до глубочайшего драматизма и одновременно – романтического благородства. Его глубоко индивидуальное видение мира, нравственные и эстетические предпочтения не менялась на протяжении всей его жизни, притом, что существенная её часть прошла в полном затворничестве. «Что бы ни случилось с тобой в жизни, не печалься и не радуйся безмерно. Все было предопределено заранее, а твоя «свобода воли» состоит лишь в том, чтобы понять, принять и как можно лучше исполнить тебе порученное. Поэтому недостойно и глупо просить у Бога, что бы то ни было», – писал в своем дневнике Краснопевцев.